Отмеченный сигилом  - Дмитрий Миконов

– Тяжела ноша твоя, – посочувствовал переморт собеседнику. – А кто сейчас стал главой каравана? Что за человек? Ты можешь рассчитывать на его помощь?

Лаен обратился в слух. Монах задумался на некоторое время, но все же ответил:

– Трудно сказать. Сначала я посчитал его тем, кто не создаст помех, но теперь уже… не уверен.

– Как это? – удивился смотритель. – Ты же, кажись, знаешь его не день и не два?

– То-то и оно! – Монах с досады сжал волосатые кулаки. – Как раз после смерти Фекта все и изменилось. После засады на рудниках, о которой я тебе давеча поведал. Нутром чую, как нечто колеблет душу нашего нового негоцианта! – Лаен похолодел, а монах в исступлении возвысил голос: – Будто туча грозовая валом накатывает, ветром рвет… и непонятно, то ли молнии ударят смертным боем, то ли стороной минует. Не встречался я, друг мой, с таким никогда.

– Шуйтар проник и в его душу?.. – тихо поинтересовался седой. – Ты уверен?

– В том-то и дело, что я не знаю! Помочь может истовый псарь Собора, желательно из круга экзархов, но где я его возьму в этом захолустье?!

– Я внял тебе, Мэтью. Воистину беда не приходит одна. Но свет Воритара разгонит любые тучи и развеет даже самую стылую тьму, тебе ли не знать этого?

– Истинно так, друг мой. Благодарю, что выслушал.

– И тебе поклон мой, что не забыл и проведал старого товарища. Ладно, Мэтью, пойду я. С рассветом гонца моего у восточных ворот найдешь. С ним записка будет с ответом на твою просьбу.

– Спасибо, Клио, и иди с миром, Воритаром и Единым Отражением, – напутствовал преподобный седого.

Старый переморт проследовал в угол сторожки, кряхтя откинул неприметный с виду деревянный люк и, нащупывая ногами ступени, через пару мгновений исчез из поля зрения негоцианта. Хлопнула крышка, и Мэтью остался в одиночестве.

Выждав некоторое время, монах встал с лавки и не торопясь осенил себя светлым знамением. Затем направился к выходу и в самых дверях нос к носу столкнулся с замотанным в обмотки странным пыльником, который и не подумал уступить дорогу.

– Ну, чего встал? – прорычал монах. – В сторону!

Но немой не сдвинулся с места, лишь глазом сверкнул.

– Глухой, что ли? А ну-ка пшел прочь! – Факельщик потянулся к висевшей на поясе жаровне, но так и не успел нащупать ее ребристую рукоять.

– Куда-то торопитесь, преподобный Мэтью? Да вы весь в делах, как я посмотрю!

– Ваша светлость?! – оторопел монах и качнулся на пятках назад, ловя равновесие. – Господин Лаен?! Что вы здесь делаете? Почему на вас обноски пыльников…

– Нет, Мэтью, – вытянув вперед ладонь, джарах остановил град вопросов, – это вы мне скажите, что здесь забыли. И именно в тот момент, когда мне и всей общине требуется ваша помощь!

– Что-то случилось? – Монах нахмурил кустистые брови.

– Да, представьте себе. У нас большие неприятности. А вы тем временем пытаетесь решать собственные.

Монах на секунду отвел взгляд, но тут же вновь решительно поднял его:

– Скажите мне прямо, ваша светлость, как перед ликом Воритара, вам многое удалось услышать из моего разговора со старым другом? – От джараха не укрылось, как мясистая ладонь факельщика вновь скользнула к оружию. – Давно здесь под дверью ожидаете?

И в этот самый момент, нарушая все неписаные правила, в голове пронзительно заверещала Марта:

«Скажи ему, что ничего не слышал! Немедленно! Солги! Умоляю тебя! Так будет лучше!»

– Я подошел, когда вы уже прощались. – Джарах сам не понял, почему ответил именно так. И дело было вовсе не в Марте и ее мольбах. Лаен видел, что факельщик Собора настроен очень решительно, и момент для выяснения отношений был явно неподходящий. Мэтью сам сильно рисковал, находясь так близко к джараху, но не мог этого знать по понятным причинам. Выяснение отношений здесь и сейчас грозило провалом всей миссии по возврату самострелов, которая и так была далека от завершения. – Не беспокойтесь, преподобный, – с каменным лицом повторил негоциант, – ваши секреты, если они у вас есть, остались с вами, хотя мне как главе общины хотелось бы знать немного больше о своих людях.

– Ну, какие секреты… – замешкался Мэтью и немного расслабил пальцы. – Дела мирские, ничего такого. Вот ходил узнавать у старого приятеля по поводу новых правил захоронения. Постойте-ка, ваша светлость, так что все-таки произошло? Почему вы нацепили эти обноски?

Лаен вкратце поведал преподобному, что случилось в его отсутствие, и о целях посещения Пытлинок. Монах и вовсе потерял дар речи, когда вокруг них собрался весь ведомый негоциантом отряд.

Переварив информацию, Мэтью высказал собственные соображения:

– Ведомо мне это место, о котором толкует ваш проводник. Гадкий притон, где собираются душегубы и позабывшие свет Воритара. Но как вы собираетесь попасть внутрь?

– Еще не думал об этом, – честно ответил негоциант. – На месте будем разбираться. Наверное, устроим засаду и, если ловчие появятся у кабака, возьмем их и спросим с пристрастием! Ну или проследим, когда те после переговоров отправятся к тайнику.

– Хм… – нахмурился монах. – Все развалины усеяны людьми атамана. Мне кажется, это не лучшая идея. Стоит наделать шума – и пиши пропало… – Он наморщил лоб, будто обдумывая внезапно пришедшую мысль. – Подождите меня здесь.

Мэтью протопал обратно в сторожку и принялся настойчиво долбить каблуком в подземный люк. Потом о чем-то долго беседовал с Клио, который то хватался за сердце, то возмущенно тряс губами, округляя глаза и склоняя голову к плечу. Но Мэтью оказался неумолим. Через некоторое время они вдвоем вышли к караванщикам.

– Идите за мной да помалкивайте! – недовольно пробурчал Клио, покосившись на преподобного.

Мэтью оказался прав. Им действительно вряд ли удалось бы самостоятельно попасть в самое сердце Пытлинок без помощи местного главы перемортов. Развалины главного корпуса тюрьмы буквально кишели народом: во тьме под стенами стонали нищие и бродяги, подозрительного вида компании жгли костры возле завешанных тряпками дыр, попадались пораженные проказой и увечные побирушки, терпеливо ожидающие у своих крысиных нор. И это не считая патрулей атамана Трустино. А главное – несколько раз на их пути встречались настоящие переморты, один раз даже тянущие по земле бездыханное тело.

Присутствие Клио решало все вопросы. Лишь единожды, в самом конце грязной затхлой лестницы, ведущей в чрево казематов, он о чем-то долго шептался с вынырнувшим из его недр патрулем, недовольно кривил лицо и в итоге сунул что-то увесистое в ладонь их старшего, после чего люди Трустино отправились восвояси.

– Ума не приложу, как мне выкручиваться из всего этого, если, не приведи Воритар, вы что-то натворите в питейной, – недовольно посетовал служитель перемортов, обернувшись к монаху.

– Не переживай, друг мой, – попытался уверить того Мэтью. – Ты же сам говорил, что устал подбирать за Малькой. Вот я тебе прощение и выхлопочу за помощь твою неоценимую делу богоугодному.